Повседневная жизнь кадет в Севастополе мало отличалась от жизни всех кадетских корпусов, однако в Морском кадетском корпусе в Севастополе было и то, чего не было даже и в Морском корпусе в Петрограде, а именно — ежедневные шлюпочные учения, гребные и парусные сигнализация флагами, семафор, диктовка и чтение по Морзе

и таке­лажные работы.

Кадетский день начинался побудкой под горн или барабан в 6 часов 30 минут утра, туалет, одевание, молитва, утренний чай с булкой, к которой давалась иногда половина холодной мясной котлеты, затем строевые занятия или гимнастика.

В 9 часов утра начи­нались классные уроки по 50 минут, с переменой между ними по 10 минут.

 

Преподаватели прибывали в корпус на «Алуште» или на моторном катере. Корпусная флотилия состояла из четырех катеров: «Бурун», «Зыбь», «Бриз» и «Волна» (один из них был «адмиральским», т. е. в распоряжении директора корпуса).

Уроки продолжались до 11 часов 50 минут. В полдень — завтрак: неизменные котлеты с кашей, рисом, пюре или макаронами и чай (кваса не было). Перед завтраком и после него пелась молитва. Затем после получасового перерыва кадеты снова шли в классы до 3 или 4 часов дня. В субботу после завтрака уроков не было.

После классных уроков — строй или гимнастика, а два или три раза в неделю — вольные сокольские движения под музыку приезжавшего в корпус духового оркестра Севастопольского флотского полуэкипажа, шлюпочные ученья, морская практика.

«Злых» (с кадетской точки зрения) преподавателей не было. Конечно, каждый из них имел свой «конек» ; Смоленский, например, любил задавать один и тот же вопрос: «Чего хотели древние римляне?», на который нужно было отвечать: «Хлеба и зрелищ!»

Большое внимание уделялось математике (6 уроков в неделю), и иностранным языкам (7 уроков); английский язык, необходимый для будущих морских офицеров, был мало кому знаком, но благодаря умелому преподаванию воспитанники усвоили его сравнительно быстро; напротив, французский язык был всем уже знаком и успехи в этом языке были более удовлетворительны.

После окончания занятий кадеты могли гулять на плацу, ходить на «Парижскую» батарею времен Крымской кампании, спускаться в извилистые гроты южного берега или же, усевшись где-нибудь, любоваться стоявшими на рейде судами Черноморского флота.

В 5 часов вечера бывал обед, из трех блюд: борщ или суп, мясное блюдо с гарниром и сладкое. Затем, после перерыва, от 7 до 9 ве­чера — приготовление уроков, а в 9 часов вечера — чай с французской булкой для каждого.

Желающие могли брать два раза в неделю частные платные уроки музыки (пианино) или иностранных языков, даваемые приезжающими из города учительницами.

После чая, на плацу, а в случае плохой погоды — в спальном флигеле, чтение приказов и нарядов, перекличка унтер-офицерами из кадет, рапорт их дежурному офицеру, пение молитвы и гимна, после чего воспитанники направлялись в спальни, где их ждали койки. Нельзя сказать, чтобы полная тишина и спокойствие наступали в 10 часов вечера: несмотря на очередные обходы дежурного офицера, а иногда и ротного командира, с фонариком в руках, без проказ не обходилось: устраивали друг другу «конверты», а уже заснувшим «восстанавливали перпендикуляры».

Многие воспитанники видели море и корабли в первый раз, поэтому понятно, что их тянуло побывать на боевых судах и ознакомиться с их жизнью. Никто этому не препятствовал и по воскресеньям кадеты могли являться, по одиночке или маленькими группами, на суда и с разрешения вахтенного офицера и под руководством одного из судовых унтер-офицеров осматривать корабль. Это был один из плюсов расположения корпуса на берегу моря и в базе флота.

В субботу после завтрака воспитанники, имевшие родных в Севастополе или поблизости, могли идти в отпуск с ночевкой, но большинство ходили в город в субботу и воскресенье только до последнего рейса «Алушты». Дежурный офицер, осмотрев с ног до головы являющегося ему кадета и убедившись, что каркас фуражки, придающий ей форму «волнореза», не был вынут, отпускал кадета в отпуск.

Офицеры Морского корпуса считались на береговой службе военного времени и при дежурстве носили не кортик, а палаш и револьвер.

При прибытии «Алушты» на Минную пристань кадеты расходились по городу, заглядывая иногда в кондитерские купить пирожное или выпить чашку кофе. Не забывали посетить «жемчужину Севастополя» — Приморский бульвар и Исторический бульвар с его панорамой обороны Севастополя.

По воскресеньям утром все оставшиеся в корпусе кадеты присутствовали на обедне, после окончания которой они проходили один за другим. «равняясь направо», перед директором корпуса, бывшим в парадной форме с алой лентой ордена св. Станислава 1-й степени и рядом с которым стоял ротный командир, шептавший в адмиральское ухо фа­милию каждого кадета.

После завтрака, около 3 часов, дежурный офицер объявлял фамилии выбранных им де­сяти кадет, которых директор корпуса приглашал к себе на чай. После тщательного осмотра кадеты поднимались к директору на квартиру. Милая адмиральша после нескольких приветливых слов приглашала в столовую, где кадет уже ждал стол с чаем, тортами, пирожными и всякого рода печеньями. Усадив кадет за стол адмирал и адмиральша уходили, чтобы не стеснять приглашенных. За столом прислуживал матрос вестовой адмирала. После чая кадеты шли в гостиную для салонных игр, а кто умел, играл на пианино. Затем появлялись радушные хозяева, и кадеты, поблагодарив адмирала и адмиральшу за прием, возвращались в роту.

В классах воспитанники занимали места по старшинству полученных баллов, но первых учеников садили на «Камчатку», а последних — на первые парты, поближе к столу преподавателя. Таков был порядок в Севастополе.

С давних пор в Морском корпусе фельдфебеля и унтер-офицеры («капралы»), назначались в кадетские роты из старших гардемарин, но в Севастополе существовала в 1916 году только одна младшая кадетская рота, поэтому фельдфебель и унтер-офицеры были назначены из роты. Их отличием была унтер-офицерская дудка.

Конечно, кадеты были далеко не «ангелами», шалили и получали заслуженное по делам, все же о корпусном начальстве ничего, кроме хорошего, сказать нельзя. По характеру своему адмирал Ворожейкин не походил, конечно, на грозного адмирала Чухнина, ни на чудаковатого адмирала Карцева, но с кадетской точки зрения его мягкий характер не был недостатком. Все его любили и уважали. Впрочем, директор занимался главным образом административными делами и во внутреннюю жизнь роты не вмешивался. Напротив, ротный командир, капитан 2 ранга Берг, «воспитатель кадетских поколений», со своей ротой не расставался, кадеты видели его повсюду, командование ротой было для него как бы «миссией свыше». Характера был он несколько «восторженного», но был в душе хорошим моряком и таким же воспитателем. Любимым его делом была морская практика. По праздничным дням он ходил с желающими на шлюпке под парусами, а в будни, в свободное от занятий время водил роту в экскурсии: на Братское кладбище или далее, идя по Северной стороне вплоть до запрещенной зоны скрытых береговых батарей, или в устье Черной речки в ущелье Инкермана, где однажды рота посетила монастырь. Радушные монахи угостили кадет чаем и ситным хлебом с маслом и медом. Капитан Миницкий, прекрасный строевой офицер, с густыми усами, всегда одетый строго по форме, пользовался любовью и уважением кадет, которых он за малые проступки не наказывал. Лейтенант Иванов плавал на миноносце «Строгий», солидного сложения и добродушной внешности, подражая адмиралу Колчаку брил усы, любил беседовать с кадетами на морские темы… и оставлять их без отпуска (прозвище его было «крокодил», или, попросту «крока»). Мичман Ильин — высокий, стройный офицер, недавно женившийся и всегда гулявший под руку со своей молодой, элегантной женой. Кадеты на него не жаловались. Мичман Бауман — живой молоденький холостой офицер маленького роста; он говорил по-английски, как англичанин, и требовал того же от кадет. Он умел, когда это требовалось, быть строгим. Побудку не любил (по прозвищу «малютка»).