Воспоминания О.Ф. Данилевского (рукопись 1985 г.) ©
"Эти мои воспоминания пишутся для дочуры моей Асены и для дальнейших поколений.
Пусть хоть немного будут знать о нашей фамилии."
1985 г.
СЕМЬЯ
«Ма…. стыдила меня, что я не знаю своей родословной,
приговаривая, что в Англии любой извозчик
может рассказать чуть ли не до седьмого колена»
Начиная воспоминания, прежде всего надо хоть вкратце рассказать о фамилии, о семье, хотя мои сведения очень ограничены, но кроме меня, очевидно, никто не может ничего сказать.
Итак, Данилевские. Фамилия эта достаточно распространена на Украине. Из какой ветви происходят мои родичи – не знаю… Из далекого детства вспоминаются какие-то разговоры о второй приставке к фамилии: Данилевские-Михайловские (от названия Михайловского дворца в Ленинграде).
Если это так, то это имеет отношение к писателю Г.П. Данилевскому, который в одной из своих семейных хроник рассказывает историю образования этой приставки и всей фамилии в целом (еще одна ветвь Данилевских очень интересна. Вырезку из газеты прикладываю).
Во всяком случае, происхождение украинское, полтавское.
Отец мой /Федор Степанович/ родился в 1862 году в селе Белоцерковцы Пирятинского уезда Полтавской губернии.
Дед мой Степан Иванович Данилевский служил не то уездным начальником* или что-то в этом роде. Женат он был на Александре Николаевне Дорошенко** /дочь титулярного советника/.
Деда я не застал, а бабку помню, она гостила у нас, когда мы жили в Плоцке.
У них было пятеро детей***: Федор, Иван, Сергей, Софья и Алексей. Никаких доходов, кроме жалования, у деда не было. По-видимому, жалование было достаточно скудным, так как, чтобы дать возможность учиться младшим, отец вынужден был бросить гимназию и поступить на военную службу «вольноопределяющимся», затем в юнкерское училище и выйти в офицеры.
Это было в 1880 году, еще в царствование Александра II. С тех пор он непрерывно служил в стрелковых полках в Польше, Финляндии, снова в Польше.
С первого дня Первой Мировой войны был на фронте. 14 февраля 1915 г. был назначен командиром 4-го стрелкового полка и закончил войну 3 апреля 1918 г. на Румынском фронте командиром дивизии в чине генерал-майора.
Незаконченное среднее образование и военного училища (юнкерская школа, хотя и выпускала офицеров, считалась ниже военного училища) в течении всей его долгой службы в старой (царской) армии (35 лет) служили препятствием при присвоении очередного звания.
---------------------------------------------------------------------
* В год, когда родился первый сын Федор, Степан Иванович служил секретарем Пирятинского уездного суда. И только в 1884 году был назначен Начальником Андреевского уезда.
** Самые распространенные фамилии в селе (были и до сих пор): Дорошенки, Шокодьки, Волошины, Митропаны, Ени, Щербины, Михно.
Данилевский Степан Иванович
*** В 2020 году из полученных документов из польского архива выяснилось, что детей у Степана Ивановича было не пять, а семь - кроме выше перечисленных, еще два сына: Павел, 1871 г.р. и Степан, 1877 г.р. О их судьбе ничего не известно.
Несмотря на то, что он закончил высшую стрелковую школу и имел отличную репутацию, каждый раз требовалось, при очередном присвоении, неоднократных представлений. Он с горечью пишет об этом в своем военном дневнике про присвоении ему звания генерал-майора (предварительно 6-го ноября 1916 г. был получен Высочайший приказ о назначении командующим бригадой (без повышения в звании) и только 3 января 1917 г., после четвертого представления, был произведен в генерал-майоры).
Отец был очень общительного характера, но твердых и непреклонных убеждений. Помню из рассказов мамы такой характерный эпизод:
На открытом складе полка стоял часовой. Из продранного мешка выглядывал сухарь черного солдатского хлеба. От нечего делать часовой вытащил сухарь и стал его грызть. За этим занятием его застал офицер, проверяющий посты. Кража казенного имущества при несении дежурства на посту – так был определен этот факт. Предстоял военно-полевой суд и осуждение виновника в дисциплинарный батальон – солдатскую каторгу. Порядок в военно-полевом суде требовал для вынесения приговора единогласного мнения всех членов суда. Высказывание было открытым, строго по старшинству, начиная с младшего, чтобы над ними не довлело мнение старших.
Младшим членом суда был отец. «Не крал» - заявил отец. Всеобщее возмущение: как не крал, когда солдат полностью признал свою вину на дознании! «Не крал!»… Суд просидел всю ночь, добиваясь изменения мнения отца, но так добиться ничего не смог.
Солдат был спасен от каторги.
Отец был разносторонним музыкантом, страстно любил музыку, хоровое пение. Обладал абсолютным слухом, позволявшим ему записывать сразу нотами на слух понравившуюся ему мелодию. Отец играл на скрипке и фисгармонии, а иногда присаживался к пьянино и тоже что-нибудь наигрывал. Помню,
в Лодзи, кажется по четвергам, собирались поочередно такие же любители музыки: скрипач – первая скрипка, отец – вторая скрипка, наш полковой врач – альт, подполковник-артиллерист – виолончель
и какая-то дама – пьянино. Собиралась эта пятерка и музицировала для себя, посторонних слушателей не было.
А как-то раз, в большой еврейский праздник, кажется, исход евреев из Египта, отец пошел в синагогу, где было интересное для него пение. Купил там ритуальный флажок с изображением сцен исхода
и прошел с ним по городу, вызывая фурор – еще бы – офицер, русский – и с еврейским культовым флагом! А он нес его для меня – я болел в то время скарлатиной.
Отец был хорошим стрелком из пистолета-нагана, имел много призов.
А вот еще характерный эпизод: в начале 1919 года я болел сыпным тифом. Вернувшись домой из госпиталя, я с голодухи набросился на чечевицу, которая была на обед. Ну, а ночью меня скрючили боли в животе. Отец встал, разжег буржуйку, согрел воду и прикладывал мне к животу бутылки
с горячей водой. Боли утихли и я спокойно заснул. Все это было сделано так тихо, что мама и Наташа, спавшие в соседней комнате, ничего не слышали.
Данилевский Федор Степанович
1880 г.
И еще, и пожалуй самое главное: как я уже говорил, отец был твердых убеждений и никогда не поддавался авантюрным предложениям.
Эта черта характера в полной мере проявилась в ответственный для всей русской интеллигенции (а отец был, безусловно, интеллигентом)
и, особенно, для офицерства, когда нужно было определиться – где ты. Вернувшись с войны весной 1918, отец вскоре определился
на службу в одно из военных учреждений (в Москве), категорически отвергнув предложения сослуживцев и несослуживцев примкнуть
к формированиям белой армии и подобным организациям. Так же было отвергнуто предложение переехать на Украину в армию гетмана Скоропадского.
Отец не принадлежал ни к какой политической партии, но был беспредельно верен делу и слову.
В дальнейшем (в 1919 году) служил в Высшей стрелковой школе.
Весной 1920 года в составе скомплектованного штата военного комиссариата отец и мама покинули Москву и были направлены
в Екатеринослав (Днепропетровск), но там уже был сформирован такой комиссариат и они поехали дальше, предлагая свои услуги.
В каких городах побывали – не знаю, знаю, что добрались до Северного Кавказа, были в Темир-Хан-Шуре (Буйнакск) и наконец попали
в Баку.
Тогда еще не было Закавказской Федерации и Азербайджан был самостоятельной республикой. Отец был назначен инспектором пехоты,
а затем заместителем начальника по учебной части Азербайджанской (Бакинской) сводной военной школы.
Имя его занесено на мраморную почетную доску, установленную в школе.
Папа болел воспалением легких. В то время еще не было антибиотиков… Наверное, сказалась и контузия сердца, полученная на войне (шрапнель, попавшая в него, хранится у нас).
Умер отец в ноябре 1922 года. Хоронили его с воинскими почестями, на орудийном лафете, в сопровождении почетного эскорта школы.
Мама (Елизавета Генриховна) по происхождению полька. Отец ее, Генрих Эразмович Еленьковский, отставной штабс-капитан, работал управляющим имением какого-то помещика
в Саратовской губернии, где в 1874 (1977) году родилась мама. Собственно, на этом ее польское происхождение кончается, т.к. училась она ( или, как тогда говорили – воспитывалась)
в Николаевском сиротском институте в Петербурге (сейчас там /педагогический/ институт
им. Герцена), который окончила в мае 1895 г. с серебряной медалью.
А уже в октябре вышла замуж. Институтское образование обеспечило свободное владение французским и немецким языками, игрой на рояле. Мама хорошо рисовала и институт помог развить эту способность, и дал хорошую школу рисования масляными красками. Дома у нас
(до переезда в Москву) были только рисованные мамой картины, в основном копии понравившихся известных картин. Из них помню только одну – портрет старца, стоявшую на мольберте в папином кабинете.
Я забыл рассказать, что мама, после окончания института, приехала к своему брату Вячеславу Генриховичу Еленьковскому, офицеру 3-го стрелкового полка, стоявшего тогда в г. Гостынине (Варшавской губернии). В том же полку служил и отец. Отец был связан дружбой с Еленьковскими и даже был в родственной связи – первая жена (умерла) тоже была из этой семьи. Вот почему две наши семьи были тесно связаны на всю жизнь.
Еленьковская Елизавета Генриховна
1894 г.
В 1896 году родилась Наташа, 1898 – Сергей, 1897 - Оля. Она умерла в Финляндии, заразившись дифтеритом от письма, полученного
от Еленьковских (из Польши).
Имя Ольга повторялось в нашей семье. Ольгой была первая жена папы, Ольга Вячеславовна – любимая племянница папина. Наконец,
я был назван Олегом после смерти Оли, продолжая это имя в мужском варианте.
В Лодзи мама некоторое время учительствовала. Работать начала уже в Москве, после революции. Работала помощником военного коменданта г. Москвы. Далее, работала в Баку в военном комиссариате, а последние годы своей жизни – переводчиком в Морском порту.
К этому времени она владела уже и английским, который освоила самостоятельно.
Умерла мама в Баку в 1939 году после второго приступа заворота кишок.
Родился я в 1902 году в Финляндии, где в то время служил отец. О Финляндии у меня сохранились отрывочные воспоминания отдельных эпизодов, очевидно, наиболее впечатляющих сознание ребенка. А иногда, где-то из самых глубинных тайников памяти выплывают финские слова. Кормилица у меня была финка и первые слова, произнесенные мной на этом свете, были финские.
В 1908 году отца перевели в Польшу в город Плоцк (Варшавской губернии), стоящий на берегу реки Вислы. Запомнились несколько эпизодов: покусала меня своя же собака, оказавшаяся бешеной.
Лечиться можно было только в Варшаве. Чтобы попасть туда, надо было перебраться через Вислу. Дело было ранней весной, лед на реке еще не вскрылся, а наплавной (понтонный) мост на зиму был убран. Лед должен был вот-вот тронуться. Меня посадили на санки. Папа шел рядом, а впереди с шестом проводник. Так, нащупывая каждый шаг, перебрались на другой берег. Там наняли извозчика еврея балагулу*
с какой-то допотопной каретой-развалюхой. На ней добрались до железно-дорожной станции Кутно, а там уже в Варшаву.
-----------------------------------------------------------------------------------------
* Балагула - еврейский возница, нанимаемым для поездки между деревнями и местечками черты оседлости
Еще помню, что мы наблюдали комету Галлея… (19 мая 1910 г.)
А еще был такой трагикомический случай. Я пришел как-то к дяде Ивану Степановичу, служившим казначеем в том же полку, что и папа. Дома была только теща-полька. Я прошел в комнату двоюродного брата Степана, зная, что у него было много ружей. Снял со стены первое попавшееся, вообразил себя индейцем и нажал курок. Раздался выстрел – ружье оказалось заряженным. Теща, которая была в соседней комнате, со страху упала в обморок, а я с испугу бросился бежать. Прибежал домой и забрался под кровать, откуда папа, пришедший со службы, вытянул меня и, понятно, всыпал.
Вскоре мы переехали в Лодзь, куда был переведен полк.
Восьми лет я поступил в младший приготовительный класс частной гимназии. Не обошлось без скандала. Дело в том, что частные гимназии были заинтересованы в приеме еврейских сыночков, хороших плательщиков, а на евреев существовала процентная норма, зависевшая от количества русских учеников, поэтому надо было набирать русских. Я же заявил, что я финн. Всеобщий скандал! Вызвали маму для объяснения.
Проучился я там недолго, т.к. предстояло поступление в кадетский корпус.