Понятно, что моя подготовка не соответствовала требованиям для поступающих в институт и это было выявлено в первый же день.

В институте была такая практика для первокурсников: за первый семестр надо было набрать зачетов на 10 баллов. Каждый предмет оценивался в соответствующее количество баллов. Я решил начать с чертежа, будучи совершенно уверенным, что это не составит для меня больших трудностей. Как же я был наивен! Полученное задание сразило меня наповал: гипербола, парабола, эвольвента, еще какие-то кривые - да я и названия эти слышал в первый раз! Пошел в чертежку, рассчитывая получить там товарищескую помощь, но моя матросская форма вызвала явное недоумение. Еще хуже получилось с аналитической геометрией и математическим анализом.

Побывав на лекциях (посещение лекций было необязательным. Стипендий в то время не было, и большинство студентов работали), я убедился, что ничего не понимаю и что без солидной подготовки с репетитором мне эти науки не одолеть. И вот, после службы на корабле,

я начал ходить к репетитору. 

Мне попался добросовестный, опытный репетитор. Он все понял после первой беседы и начал и начал подготовку к высшей математике с алгебры. Он терпеливо, настойчиво и доходчиво вдалбливал в меня весь курс математики и аналитической геометрии, да так успешно, что я с первого захода сдал зачет, хотя при этом не обошлось без легкой насмешки со стороны преподавателей, пытавших меня, не кочегаром ли я служу на флоте.

Первый год был очень труден еще и потому, что у меня не складывались взаимоотношения на корабле ни с боцманом, от которого зависело расписание моих вахт на корабле, ни с комиссаром. Командир участия в моих делах не принимал.

В октябре 1924 года я кончил службу на флоте и получил возможность целиком отдаться студенческим делам. Для меня это был серьезный перелом в в моей жизни. Я оказался в совершенно новой, незнакомой мне обстановке. Пять лет на военной службе на флоте ограничивали мое развитие своими порядками и интересами, а ведь они совпали с моими юношескими годами. 

И я начал жадно впитывать в себя потерянное за эти годы. Завелись знакомства, друзья, товарищи. Много этому помог хор, в который я, понятно, вступил. Естественно, все это не очень помогало моим успехам в академических делах. Уже в начале 1925 года пришлось поступить на работу. Общих стипендий в те времена не было. Жить на мамину зарплату дальше, понятно, было нельзя. Никакими гражданскими специальностями я не владел. Работу мне предложили там же, в институте, в канцелярии по студенческим делам. В моем ведении были военные дела, оформление отсрочек от военной службы, оформление льготных литеров для проезда по железной дороге.

Это способствовало знакомству со все мужским составом студентов настолько, что если мне говорили фамилию, я тут же называл имя, отчество и год рождения. Работа в канцелярии привела к знакомству с семьей Перминовых. По-видимому, в этой семье было обычным привлекать к себе студентов. Так было, как я потом узнал, в Киеве, где они жили до революции, так и продолжалось в Баку. Я попал, естесственно, потому, что заведующей канцелярией была Людмила Васильевна.

Академические дела мои шли потихоньку: теоретическая механика, физика, сопромат и прочие общие предметы прошли благополучно.

Начал сдавать специальные: строительную механику, строительное искусство, гражданскую архитектуру и другие - ведь я числился на архитектурно-строительном факультете, и окончательно понял, что эта специальность меня не интересует. Этому способствовал мой переход на работу в испытательную  станцию Азнефть. В результате я перевелся на технологический факультет.

 Испытательная  станция Азнефти была в составе 4-х лабораторий: механических испытаний, металлографической, химической и цементной. Лаборатории были прекрасно оборудованы, а лаборатория механических испытаний имела совершенно уникальный набор испытательных машин и приборов. Все это я видел в первый раз. Я был принят помощником механика, хотя ничего не смыслил в этой области. Но механиком был Николай Марданов, мастер на все руки, старый знакомый, еще по Киеву, Перминовых. Он меня и принял. 

Моя неграмотность в обращении с механическим и электросиловым оборудованием часто веселила двух мальчиков-учеников. 

Освоился я довольно быстро. Меня перевели лаборантом в лабораторию мехиспытаний и доверили работать на всех испытательных машинах.Вскоре был принят заведующим лабораторией Степан Иванович Шищенко, окончивший к этому времени физ-мех университета

и политехнический институт. С его приходом работа лаборатории сильно расширилась. Расширялся и мой кругозор. На это влияла и работа, требовавшая ознакомления с технической литературой, и в значительной степени общение с окружавшими меня сослуживцами.

Пожалуй, наибольшую роль в этом сыграл Николай Александрович Фокин. Он представлял собой всю администрацию, был безусловно культурным человеком.

Почему-то на меня больше всего подействовала его реплика в мой адрес по какому-то случаю: "Онегин!... Я... я презираю вас!... И сатисфакции я требую!" Что такое "сатисфакция"  я не знал, признаться в этом и спросить было стыдно. Я понял, что это из "Евгения Онегина", а я его не читал. Это был явный удар по моей необразованности...