​Морское училище

(эта глава полностью размещена в очерке Ю. Фрумкина-Рыбакова "МИНУВШЕЕ  -  ВЕК  ХХ")

​

Лето 1917 года мы опять провели в милом Кастрополе, и там же узнали, что мне возвращаться в Севастополь не надо,
что  Севастопольский  корпус расформирован,  а мы все переведены в Морское училище в Петрограде,  куда нам и следует явиться.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

 

Занятия начались с некоторым опозданием, в сентябре. С интересом мы знакомились с этим старейшим учебным заведением. 
С его порядками,  традициями, замечательной картинной галереей,  громадным столовым залом,  украшенным трофейными флагами
турецких кораблей,  мраморными досками с фамилиями окончивших с  отличием Морской корпус,  бронзовым Петром, и бригом "Наварин", вздымавшим свои мачты к самому потолку. Знакомились с  обитателями.
К этому времени в  Училище было 4 роты:
старшая  - 2-й гардемаринский  курс (3-й старший гардемаринский курс был выпущен досрочно),  4-я, 5-я и наша 6-я роты. 
Первый  гардемаринский курс был в практическом плавании на дальнем Востоке, на Тихом океане.      
По заведённому порядку, в  каждое отделение всех рот, были назначены унтер-офицеры из старшей гардемаринской роты,
а также ротный фельдфебель,  который всё время,  кроме своих классных занятий,  проводил в ротах, к которым был прикреплен, 
там же и спал в специально отведенной  комнате.                                                                  
Вся жизнь роты проходила в отведенном помещении за исключением классных занятий, на которые всё Училище собиралось
по своим классам в едином классном коридоре, а так же для приема пищи, когда все роты строем проходили в столовый  зал
и рассаживались поротно  по установленным местам,  каждое отделение во главе со своим унтер-офицером.  
Особенно запомнился строго соблюдавшиеся  обычай чтения,  а большей частью пения предобеденной и послеобеденной молитвы. 
Кто-то в старшей роте начинал: "Отче всех"  и все Училище подпевало: 
"… на тя, Господи, уповаю, и ты дасши им пищу во благовремении.  Отверзаяши ты щедрую руку свою", ну и дальше, до конца.
Так же и после обеда :   "Благодарим тя, Христос Боже наш" и дальше.

​В  здании старого училища понятно были свои  предания, легенды.
Так, например, рассказывалось, что по ночам в столовом зале появляется какая-то белая дама. 
А в одной из печных ниш, в Компасном зале классного коридора,  был замурован гардемарин, выдавший заговор, по которому должны были быть подпилены цепи, державшие потолок столового зала, с тем, чтобы обрушить его на корпусной совет,   который должен был собраться для исключения нескольких гардемарин, замешанных в политических обществах. 

С Компасным залом связаны еще и другие воспоминания.
Во времена Морского Училища, во время уроков,  проходивших в классах, в Компасном зале сидел дежурные  офицер.
Компасным  зал назывался  потому, что был круглым, а пол был выложен паркетом так, что представлял картушку  компаса, 
разделенную, как положено на морских компасах, на 32 румба. Если случалось,  что кого-либо выставляли из класса
за непристойное поведение, то  он должен был явиться  к дежурному офицеру, соответствующим  образом доложиться,
и стоять, при этом, в центре картушки компаса.  Дежурные офицер,  записав провинившегося в журнал,  называл румб, на котором надо было стать, при этом,  стоя в центре,  сделать точный поворот на заданный румб, сделать три-четыре шага вперед,  остановиться на краю катушки, на заданном румбе, и повернуться лицом к офицеру. Если поворот на румб был сделан неточно - то задание повторялось.                                                                             
И еще одно воспоминание,  но уже из времен Училища комсостава 1920 года.
Компасный зал пересекал классный коридор, а по перпендикулярному диаметру, были две двери – одна выходила на лестницу во двор и на 3-й , жилой этаж,  а противоположная - в темный  зал перед помещением штурманского отделения. В промежутках между этими дверьми и классным коридором в Компасном зале были четыре ниши, в которых стояли круглые голландские печи. По вечерам,  накинув на себя простыни , со светящейся папироской во рту, мы стояли в этих нишах и поджидали запоздавших, возвращавшихся из города.
Когда запоздавший  появлялся - выходили к нему с четырех сторон.   Эффект был  что надо, только и слышно было, как буквально скатывался с лестницы,  очередной попавшийся.
Были и свои баллады,   и стихотворения. Начало одной из них помню до сего времени:​