Воспоминания О.Ф. Данилевского (рукопись 1985 г.) ©
"Эти мои воспоминания пишутся для дочуры моей Асены и для дальнейших поколений.
Пусть хоть немного будут знать о нашей фамилии."
1985 г.
Возвращение в Петроград
(эта глава полностью размещена в очерке Ю. Фрумкина-Рыбакова "МИНУВШЕЕ - ВЕК ХХ")
И вот мы в Петрограде.
Явились в Управление военно-морских учебных заведении. Говорим, что приехали для поступления в Инженерное училище.
Принимал нас симпатичный молодой "комсостав". Мне показалось, что я его знаю, да и он поглядывал на меня также.
Приема, говорит, сейчас нет, будет осенью, пытайтесь на общих основаниях, а пока давайте документы.
Тут началась комедия - мы начали предъявлять то денежные аттестаты, то арматурные списки на получение обмундирования.
Махнув на нас рукой, он вышел, сказав:- Ладно, разберусь без вас". Вернувшись, подивился нашел смелости, намекая, по-видимому, на меня и Ступина, и говорит - все, что могу для вас сделать, это направить в квалификационную комиссию для установления военной специальности и направления на службу на флоте.
Мне установили звание старшины рулевого, которое я имел при поступлении в Училище командного состава флота в 1920 году,
для меня это была путёвка в жизнь! Такое же звание получил Митя Филатов, учившийся, в свое время в Ростовском мореходном училище и проходившем специальную практику, а остальные были направлены в школы для получения морской специальности.
Мы с Митей получили назначение в Кронштадт, я на эскадренный миноносец "Выносливый", а Митя на "Внушительный".
Это были однотипные старые миноносцы, угольщики, стоявшие рядом, борт о борт.
Так начался новый этап в моей истории.
И вновь служба на флоте.
Я всегда с теплым чувством вспоминаю свою службу на «Выносливом» - и потому, что жили дружной семьей - команда была небольшая, все знали друг друга, и потому, что все время находились в плавании, в деле.
Наш дивизион миноносцев : "Выносливый", "Внушительный", "Инженер-механик Дмитриев" и "Инженер-механик Зверев"
входили в отряд траления. Лето 1923 г. было горячее - шла торговля с заграницей, и мы обязаны были гарантировать безопасность
плавания иностранных пароходов. А мин было набросано и нами, и немцами, а возможно и англичанами за время войны
1914-1917 г.г. немерено.
Миноносец "Выносливый" в Кронштадте
В основном в тралении участвовали "Выносливый" с "Внушительным". Они ходили в паре, привязанные друг к другу тралом,
который волочился сзади них. Идея трала, состоявшего из стального троса, растягиваемого специальными поплавками, заключалась
в том, что если на его пути попадается мина, трал подсекает минреп - тросик с якорем, который удерживает мину на определенной, заданной глубине, и мина всплывает. При этом предполагалось, что осадка тральщиков позволяет им проходить над минами,
не задевая их.
Само траление заключалось в следующем: два тральщика, подойдя к заданному квадрату моря становятся на определенны курс
вдоль кромки квадрата, и идут параллельным курсом до конца квадрата. Тральщик, идущий внутри квадрата, бросает вешку,
отмечающую линию следующего захода. Тральщики разворачиваются на 180° и идут обратным курсом. И так, пока не будет прочесан
весь квадрат. И так весь день и следующий, до тех пор, пока хватает угля. Тогда быстренько возвращаемся в Кронштадт, быстренько грузим уголь (всей командой) и вновь туда же. Работа изматывающая.
А вот что написал В. Сурганов в своей монографии «Леонид Соболев»:
«Леонид Соболев, бывший в ту пору флагманским штурманом отряда траления, писал:
" В отряде, которому прокладывал боевые курсы флагманский штурман, роль тральщиков выполняли и другие корабли. В их числе были
и старые миноносцы, которым на долю выпало "контрольное траление"… Заведя трал, они быстро носились по необследованным районам с удивительным спокойствием, удивительным, ибо их осадка, глубокая осадка миноносцев, не давала им никакой гарантии не стукнуть по мине собственном форштевнем раньше, чем ее обнаружит волочащийся сзади трал. Это небезопасное занятие считалось нормальным, и в этой школе воспитывались из молодежи новые кадры Красного флота".
То же пишет и сам Л. Соболев в рассказе «Моря и океаны» (Сборник «Морская душа»).
«Развлечением было, когда нас посылали на уничтожение плавающих мин, сорвавшихся с якоря. Для этого на шлюпке подходили к мине, осторожно, чтобы не стукнуть по взрывателю, один удерживал мину, другой, перегнувшись через него, подвязывал пироксилиновый патрон и поджигал бикфордов шнур, после чего шлюпка отходила на почтенное расстояние. Взрыв высоким фонтаном взмывал вверх».
А еще развлечением была шлюпка - распашная, шестёрка, старшиной которой я был. На миноносец пришло несколько комсомольцев первого набора. Совсем зеленые салаги. Их я натаскивал первым азам флотской премудрости и, в том числе, шлюпочному учению. Ходили на веслах и под парусом.
Однажды рискнул даже выйти под парусом до Ораниенбаума. Ребята слушались меня беспрекословно, чему я был весьма горд.
Это в полной мере пригодилось, когда налетел неожиданно шквал, и надо было четко выполнять команду.
В июле на форту "Павел" возник, пожар. Форт не жилой, там был склад старых мин. Потом был взрыв. Мы забрались на стенку, ограждавшую гавань, ожидая , что будет дальше. Однако, пожар прекратился, по-видимому потушенный взрывом. Потом мы узнали, что
с "Авроры", стоявшей на внешнем рейде, была послана шлюпка с курсантами для тушения пожара и в результате взрыва погибло нисколько человек, курсантов.
А потом ко мне на «Выносливый» пришёл Николай Дружинин и попросился переночевать. Он был на «Авроре» в учебном плавании и его, неожиданно, отчислили из Училища.
Осенью, после довольно скучных маневров флота, меня перевели в Баку, в Каспийский флот. Это было сделано по просьбе мамы,
она очень хотела, чтобы я был с ней. Митька Филатов не захотел оставаться один, подал рапорт о переводе, и мы с ним вместе вновь поехали на юг.
Мне грустно было расставаться о "Выносливым", его комсоставом и командой, которые хорошо меня приняли и многому научили.
Конец службы на флоте
В начале ноября 1923 г. мы с Митей Филатовым, по приезде в Баку, явились по начальству.
Рапорт о прибытии принял помощник Начальника морских сил Каспийского моря – «Наркморей» К. Самоллов, это он командовал линкором "Парижская коммуна" , бывший "Севастополь", в 1930 г., при переводе его из Балтики на Черное море.
Мы получили назначение – старшинами рулевых – Филатов на эскадренный миноносец «Альтфатер», а я на кананерскую лодку «Ленин». Выяснилось, что "Ленин" стоит стационером в порту Энзели (Персия - ныне Иран). Это расстраивало мои планы.
Дело в том, что еще в Кронштадте я полностью осознал, что все мои попытки получить военно-морское образование исчерпаны,
и служить на флоте мне не суждено. А тут еще мама в своем письме написала, что в Баку есть Политехнический институт, а в нём кораблестроительное отделение. И я послал заявление с просьбой о приеме. Сразу, по приезде в Баку, я узнал, что зачислен
на архитектурно-строительньй факультет ( мама ослышалась и приняла архитектурный за кораблестроительный).
Занятия в институте уже начались, и отъезд на длительный срок в Энзели кончился бы для меня потерей института.
Упросили поменяться - Митя отправился в Энзели , а я на "Альтфатер" (быв. "Туркменец-Ставропольский").
1924. Баку С Митей Филатовым
Мое появление в команде было встречено прохладно. Это было естественно. Появление нового члена в сплотившемся,
сработавшемся за долгий срок коллективе всегда встречается осторожно, это отношение было усилено еще и тем, что служивший
до меня старшиной-рулевым был разжалован в рулевые за то, что разбил катер командующего флотилией, но оставался служить
на «Альтфатере» ( по установившееся практике старшина рулевой "Альтфатера" одновременно исполнял обязанности старшины катера Начальника морских сил).
Но с командой вскоре все уладилось, а вот с комиссаром и с боцманом общего языка мы не нашли.
Комиссар не мог мне простить, что я был образованнее его, по видимому, и боцман также. Надо сказать, что дисциплина
и требовательность на Каспии, в те годы были заметно выше, чем на Балтике. Я это довольно быстро почувствовал на себе.
Допущенные некоторые вольности, которые на Балтике прошли бы без всяких замечаний, здесь заканчивались наказанием, вплоть
до оставления без берега. В тоже время общий режим службы был несравненно свободнее.
Так семейные матросы, в том числе и я, жили по своим домам, являлись на корабль к 8 час. утра и к утреннему завтраку,
и оставались на корабле, если не были назначены на вечернюю или ночную вахту, до конца дневной вахты, после чего уходили домой. Такой порядок давал мне возможность посещать институт, особенно в первое время, когда меня старались не назначать на вечерние и ночные вахты. Правда потом эта поблажка была забыта.
Эскадренный миноносец «Альтфатер»
По установившемуся порядку, я был назначен старшиной катера
Начальника морских сил. Таким катером стал "Ньютон" - старенький,
в прошлом частный тихоходный катер, с мотором в открытом кокпите.
Мотор был без глушителя и издавал страшный шум.
Обслуживали катер два человека - я и моторист.
По всем статьям это был далеко не парадное "плавсредство".
Однако, я бывал доволен, когда меня вызывали на катер.
На нем я чувствовал себя хозяином, свободным от не всегда
приятных распоряжении корабельного начальства.
А "Альтфатер" готовился к большому ремонту и все работы на нем
были подчинены этой подготовке.
В числе этих работ была генеральная чистка и окраска трюмов.
Боцман не отказал себе в возможности загнать меня в самую
оконечность кормового отсека, добраться туда можно было только
на брюхе. Работа была тяжелая и нудная. Надо было стальным скребком
отодрать накопившуюся многолетнюю грязь и краску до чистого металла
и заново окрасить суриком. Рядом со мной, почти в таких же условиях
работали молодые матросы, хорошие деревенские парни. От скучной и нудной работы кто-то запел, другие подхватили. Получился неплохой хор. На ту пору шла не то страстная, не то Пасхальная неделя и от обычных песен перешли к церковным. Возмущению боцмана не было границ.
Летом на Каспий пришли Н. Сясин и Недодаев - штурмана. Это был
3-ий выпуск Училища Комсостава флота. Они были на курс старше меня.
А осенью была объявлена демобилизация и всех, отслуживших
на флоте 3 и более лет, увольняли в «долгосрочный» отпуск.
В это число попал и я. Вот кончилась моя военно-морская служба.
Провожали нас тепло. С оркестром мы прошли по улицам Баку
в ресторан, где был устроен прощальный обед.
Каждому из нас была вручено памятное обращение,
которое сохранилось у меня до нынешнего времени.
В нем даются указания и пожелания, соответствующие тому времени
и пожелание не терять связь с флотом, пропагандировать его значение.
Я пишу эти воспоминания спустя много лет после прошедших событий. Естественно, что многие детали и мелкие события
стерлись в памяти, но сохранилось главное - уважение, интерес и, не боюсь сказать, любовь к флоту.
Может быть это следствие юношеской романтики морской службы, но она сохранилась на всю мою жизнь.
Судьбе было угодно вновь связать меня с флотом, но уже в другой роли.
После учебы в Бакинском (Азербайджанском ) политехническом институте я поступил на работу на Ижорский завод, что под Петербургом, это один из старейших заводов России, основанный еще Петром Великим.
Всю свою дореволюционную историю завод принадлежал Адмиралтейству, а со второй половины XIX века стал первенцем производства и основным поставщиком брони для кораблей русского военного флота. Почти все броненосные корабли русского дореволюционного флота были одеты Ижорской бронёй.
Вот на этом заводе я проработал более 50 лет. Я участвовал в восстановлении производства корабельной брони, разработке нового типа брони и поставке ее для строившихся крейсеров "Киров" и "Максим Горький" , а так же тяжелого крейсера "Кронштадт" и линкора "Советский Союз".
В послевоенные годы я руководил сваркой палубных секций , а затем и всем производством брони для крейсеров типа "Свердлов" - (проекта 63-бис), а также тяжелых крейсеров проекта.
Затем пошли работы по освоению и производству высокопрочных марок стали для прочных корпусов подводных лодок.
Завершилась моя деятельность в служении флоту, разработкой, впервые в Советской Союзе, технологии и освоении промышленного производства листов из высокопрочных титановых сплавов для прочных корпусов подводных лодок.
Моя активная дружба с флотом продолжалась почти 50 лет.
Не суждено было стоять на капитанском мостике корабля, но я стоял на мостике инженерной деятельности и отдал флоту все свои знания и во все времена, выполняя очередное задание, у меня было чувство уверенности, что моя работа направлена на повышение тактико-технических характеристик кораблей нашего военно-морского флота, что я служу флоту.