Итак, волею судьбы воспитанники Морского кадетского корпуса в Севастополе прибыли в Петроград и влились «душой и телом» в Морское училище на три года раньше, чем это было предвидено по плану преобразования военно-морских учебных заведений, и не вновь испеченными гардемаринами, а еще кадетами 6-й роты.

По этому плану кадеты приема 1916 года в Морской кадетский корпус в Севастополе должны были быть произведены в гардемарины весной 1920 года, отправлены на учебном судне в плавание вокруг Европы и, по прибытии в Петроград, приняты в младший специальный класс Морского Училища.

Но план этот так и остался планом.

Осенью кадеты-«Севастопольцы» прибыли в Петроград не на учебном судне под Андреевским флагом после замечательного заграничного плавания, а более прозаическим путем — по железной дороге, в переполненных поездах.

Несмотря на общий упадок, в котором находилась Россия в то время, число прибывших в училище кадет было близко к сотне.

Кадеты, окончившие весной 1917 года старший общеобразовательный класс, и молодые люди «со стороны», принятые по конкурсу аттестатов как в Морское училище, так и в Отдельные гардемаринские классы, были сведены в новую, 3-ю роту числом в 258 (число, данное Г. Усаровым.) человек, которая под командой капитана 1 ранга М. А. Китицына была отправлена 3 октября 1917 г. во Владивосток.

После закрытия Морского училища в Петрограде 24 февраля 1918 года, Морское училище во Владивостоке продолжало существовать еще до осени 1920 года и последние гардемарины этого училища окончили полный курс Морского корпуса 2 марта 1922 года в Бизерте.

В Петрограде остались четыре роты: три кадетских — 6-я (из Севастополя), 5-я и 4-я (младший, средний и старший общеобразовательные классы), и одна гардемаринская, 2-я, (старший специальный класс) большого состава (214 человек). Всего, возможно, около 450 воспитанников.

Мало кто из кадет, прибывших из Севастополя, видел северную столицу, а о жизни в стенах старого Морского корпуса слышали только те, чьи старшие братья или родственники еще воспитывались в училище или же служили уже во флоте.

Многим, и главным образом южанам, нужно было привыкнуть к особенному петроградскому климату с его пасмурной осенью, длинной зимой с лютыми январскими морозами и с «белесыми» бесконечными ночами.

6-я рота была размещена в помещениях 2-го этажа левого крыла здания, на углу между Николаевской набережной и 11-й линией, 5-я — в таких же помещениях 1-го этажа, 4-я — в помещениях между Компасным залом и Картинной галереей, около Столового зала, а старшая гардемаринская — в помещениях 1-го этажа, вдоль 12-й линии, с выходом в Картинную галерею.

Кадеты-«Севастопольцы» быстро ознакомились с новой обстановкой: большие ротные залы, разделенные широкими сводами на две части, одна — с конторками для приготов­ления уроков, другая — для строя, переклички, пения молитв, чтения приказов и уроков танцев. Обширные спальни, «Звериный» коридор, украшенный стенными барельефами зверей, снятыми со старинных кораблей, Классный коридор с Компасным залом, Картинная галерея с батальными картинами и портретами адмиралов 18-го века, Морской музей и знаменитый Столовый зал.

Познакомились кадеты-«Севастопольцы» и с вековыми традициями «Гнезда Петрова» и с легендами о замурованном кадете, о скрытом подземном ходе под Невой, о простреленном портрете адмирала Ушакова в Картинной галерее, о попытке подпилить цепи, на которых висел потолок Столового зала и т. д.

 

Училищное начальство (в скобках — год выпуска):

Начальник училища: флота генерал-лейтенант Александр Михайлович Бригер (1882);

инспектор классов: капитан 1 ранга (или полковник?) И. В. Никитин;

адъютант: мичман Виктор Карлович Дориан (1915).

 

Ротное начальство:

Командир 6-й роты: капитан 2 ранга Николай Петрович Халкевич (1904).

 

Отделенные начальники:

Старший лейтенант Павел Александрович Неелов,

старший лейтенант Зайончковский (?),

мичман Всеволод Януариевич Запольский (1915),

мичман Георгий Алекс. Тевяшев (1914),

мичман Павел Николаевич Ромашев (1916), и

мичман Димитрий Валерианович Запольский (1916).

 

Фельдфебель 6-й роты: старший гардемарин Павел Репин.

 

Унтер-офицеры:

Старшие гардемарины Александр Балабанов, Михаил Михнев, Всеволод Шавров и другие.

Фельдфебель старшей роты: старший гардемарин Николай Горский.

 

Врачи: стар. — доктор Оскар Карлович Эбербах, младший — доктор Алексей Васильевич Ливеровский.

Священник — от. Чуев.

​

О выдающейся личности генерала Бригера, последнего начальника Морского училища, посвятившего ему 30 лет жизни, было уже достаточно сказано в зарубежной морской печати. Но все же нужно напомнить, что если училище не было закрыто сейчас же после октябрьского переворота и воспитанникам его удалось закончить учебный год и получить аттестаты, то этим они обязаны исключительно энергии и уменью своего начальника.

​

Преподавательский состав:

Г. Колумбус — русский язык, полковник Таклинский — алгебра, г. Верт — геометрия, капитан 2 ранга А. М. Толстопятов — физика, полковник Шмидт — география, генерал-майор Л. А. Гросман — черчение, г. Павлович 1-й — естественная история, г. Гризар — французский язык, г. Самсон — английский язык, г. Н. Н. Бочаров — история, а также «морские» генералы и полковники: П. К. Бубнов, Mi. M. Безпятов, В. М. Сухомель, Павлович 2-й. Отец Чуев преподавал Закон Божий.

Были еще: «балетмейстер», дававший уроки танцев, и инструкторы по гимнастике на снарядах и плаванию.

Отделенные начальники давали уроки морской практики, но шлюпочных учений на Неве не было.

​

За исключением двух или трех сравнительно молодых преподавателей, все остальные были уже в почтенном возрасте (по-кадетски — «песочниками»). Преподавали они в училище уже в течение десятков лет. Новых воспитанников они знали плохо. Прочитав свой урок, который они знали почти что наизусть, вызывали какого-нибудь по списку к доске, но кто именно стоял перед ними, — они не знали! Кадеты этим пользовались и в каждом из пяти отделений были выбраны «специалисты» по определенному предмету, которые в случае надобности могли бы отвечать за других! Но были преподаватели, провести которых было невозможно: таким был полковник Таклинский, прекрасный математик и очень строгий преподаватель (по-кадетски - «безжалостный»).

Кто в Морском корпусе не знал легендарного преподавателя французского языка г. Гризар, который, несмотря на свое тридцатилетнее пребывание в Петербурге, плохо владел русским языком? Юркий и болтливый старичок смешил кадет, рассказывая им одни и те же французские анекдоты, и свирепел, когда по традиции кто-нибудь из кадет ему говорил: «Месье, Балтийский завод сгорел!». Бывало, что он выгонял виновного из класса и после урока жаловался инспектору классов и ротному командиру.

Преподаватель английского языка, мистер Самсон, знал русский язык еще меньше, чем его коллега, пользуясь чем, дежурный по классу рапортовал ему по-русски невообразимую ерунду.

Офицерский состав был хороший: строгий, но справедливый ротный командир, капитан 2 ранга Халкевич, много молодых офицеров. Дисциплина была строгая и наказания обильны, главным образом оставление без отпуска. Как-то, за «звериный концерт» в спальне ротный командир оставил мнимых «зачинщиков» без отпуска... до конца года. А в действительности — в концерте приняла участие вся рота!

Были случаи, когда виновного сажали в карцер. Другим наказанием, менее строгим, но более частым, была высылка виновного из класса в распоряжение дежурного офицера, который ставил его на один из еще не занятых румбов компасной картушки до конца урока.

Один из офицеров, старший лейтенант Неелов носил довольно странное прозвище «Дырка». Говорили, что Неелов ещё, будучи гардемарином, прострелил, случайно или нет, портрет адмирала Ушакова. Начальство обнаружило дырку в портрете и приказало ее заделать! Было ли это так?!

​

Строевых квартирмейстеров и «дядек» в училище уже не было, но в ротах остались каптенармусы, которые выдавали обмундирование и обувь, а после бани — форменки и белье. Одежду и обувь воспитанники чистили сами. В училищной швальне можно было за некоторую «мзду» вшить в форменные брюки клин, придававший им форму «клеша».

О повседневной жизни много говорить не приходится. Как и в Севастополе, побудка под горн или барабан, но барабанщик начинал свой ненавистный для кадет бой в спальне 5-й роты, находившейся в первом этаже, перед тем как подняться во второй этаж. Конечно, эта «предварительная» побудка не была по вкусу мирно спавших кадет 6-й роты!

В отличие от Севастополя, в Петрограде в зимние месяцы электрическое освещение нужно было оставлять долго утром и зажигать рано вечером.

Остальная часть дня проходила по обычному порядку: строй, молитвы, хождение фронтом четыре раза в день в Столовый зал, классные уроки в те же часы, как и в Севастополе, приготовление уроков за конторками, перекличка, вечерняя молитва и… койки. Новым было: уроки плаванья в большом училищном бассейне и уроки танцев под музыку пианино.

Строевых учений и утренних прогулок по улицам Васильевского Острова не было.

Кормили воспитанников относительно неплохо (по сравнению с полуголодовкой, царившей в то время в столице), но, конечно, не так хорошо, как в старое время. Белая мука временами исчезала, уступая место ржаной, и снова появлялась. Конечно, в этом году воспитанники уже не посылали дневальных за сладкими филипповскими булочками!

Каким образом хозяйственная часть умудрялась раздобывать все необходимые продукты, чтобы накормить весьма неплохо около 500 человек в день корпусного праздника 6 ноября?!

Как перед рождественскими каникулами, так и после окончательного закрытия училища, все уезжающие воспитанники получили пищевое довольствие на несколько дней: хлеб, масло, сахар, чай, и иногда даже и холодные котлеты!..

Чудная корпусная церковь не пустовала, но на службы ходили желающие, одиночным порядком.

Следуя духу времени, был образован из служащих училищный комитет, выдававший всякого рода удостоверения.

Было немало и других изменений в жизни училища, но в среде офицеров и воспитанников осталось то, чего никакая революция, никакая пропаганда изменить не могла: дух более чем двухсотлетней колыбели Российского Императорского флота — Морского корпуса.